Неточные совпадения
Опасность, риск, власть природы, свет далекой страны, чудесная неизвестность, мелькающая любовь, цветущая свиданием и разлукой; увлекательное кипение встреч, лиц, событий; безмерное разнообразие жизни, между тем как высоко
в небе то Южный Крест, то Медведица, и все материки —
в зорких
глазах, хотя твоя каюта полна непокидающей родины с ее книгами, картинами, письмами и сухими цветами, обвитыми шелковистым локоном
в замшевой ладанке на твердой груди.
— Конечно, если это войдет
в привычку — стрелять, ну, это — плохо, — говорил он, выкатив
глаза. — Тут, я думаю, все-таки сокрыта
опасность, хотя вся жизнь основана на
опасностях. Однако ежели молодые люди пылкого характера выламывают зубья из гребня — чем же мы причешемся? А нам, Варвара Кирилловна, причесаться надо, мы — народ растрепанный, лохматый. Ах, господи! Уж я-то знаю, до чего растрепан человек…
Когда Клим случайно оставался с ней
в комнате, он чувствовал себя
в опасности под взглядом ее выпуклых
глаз, взгляд этот Клим находил вызывающим, бесстыдным.
Сказав ему о своей «службе», она определила его догадку и усилила его ощущение
опасности: она посматривала на людей
в зале, вызывающе прищурив
глаза, и Самгин подумал, что ей, вероятно, знакомы скандалы и она не боится их.
— Ты молода и не знаешь всех
опасностей, Ольга. Иногда человек не властен
в себе;
в него вселяется какая-то адская сила, на сердце падает мрак, а
в глазах блещут молнии. Ясность ума меркнет: уважение к чистоте, к невинности — все уносит вихрь; человек не помнит себя; на него дышит страсть; он перестает владеть собой — и тогда под ногами открывается бездна.
Но не на море только, а вообще
в жизни, на всяком шагу, грозят нам
опасности, часто, к спокойствию нашему, не замечаемые. Зато, как будто для уравновешения хорошего с дурным, всюду рассеяно много «страшных» минут, где воображение подозревает
опасность, которой нет. На море
в этом отношении много клеплют напрасно, благодаря «страшным»,
в глазах непривычных людей, минутам. И я бывал
в числе последних, пока не был на море.
Удэгейцы задержали лодку и посоветовались между собой, затем поставили ее поперек воды и тихонько стали спускать по течению.
В тот момент, когда сильная струя воды понесла лодку к скале, они ловким толчком вывели ее
в новом направлении. По
глазам удэгейцев я увидел, что мы подверглись большой
опасности. Спокойнее всех был Дерсу. Я поделился с ним своими впечатлениями.
Жизнь наша
в Новгороде шла нехорошо. Я приехал туда не с самоотвержением и твердостью, а с досадой и озлоблением. Вторая ссылка с своим пошлым характером раздражала больше, чем огорчала; она не была до того несчастна, чтобы поднять дух, а только дразнила,
в ней не было ни интереса новости, ни раздражения
опасности. Одного губернского правления с своим Эльпидифором Антиоховичем Зуровым, советником Хлопиным и виц-губернатором Пименом Араповым было за
глаза довольно, чтобы отравить жизнь.
Раз ночью слышу, чья-то рука коснулась меня, открываю
глаза. Прасковья Андреевна стоит передо мной
в ночном чепце и кофте, со свечой
в руках, она велит послать за доктором и за «бабушкой». Я обмер, точно будто эта новость была для меня совсем неожиданна. Так бы, кажется, выпил опиума, повернулся бы на другой бок и проспал бы
опасность… но делать было нечего, я оделся дрожащими руками и бросился будить Матвея.
Знакомство с купленным мальчиком завязать было трудно. Даже
в то время, когда пан Уляницкий уходил
в свою должность, его мальчик сидел взаперти, выходя лишь за самыми необходимыми делами: вынести сор, принести воды, сходить с судками за обедом. Когда мы при случае подходили к нему и заговаривали, он глядел волчком, пугливо потуплял свои черные круглые
глаза и старался поскорее уйти, как будто разговор с нами представлял для него
опасность.
Нос у него узенький, кругловатый, нисколько не подходящий к носам обыкновенных уток: конец верхней половинки его загнут книзу; голова небольшая, пропорциональная, шея длинная, но короче, чем у гагары, и не так неподвижно пряма; напротив, он очень гибко повертывает ею, пока не увидит вблизи человека; как же скоро заметит что-нибудь, угрожающее
опасностью, то сейчас прибегает к своей особенной способности погружаться
в воду так, что видна только одна узенькая полоска спины, колом торчащая шея и неподвижно устремленные на предмет
опасности, до невероятности зоркие, красные
глаза.
Он замолчал и пытливо, с той же злобой смотрел на меня, придерживая мою руку своей рукой, как бы боясь, чтоб я не ушел. Я уверен, что
в эту минуту он соображал и доискивался, откуда я могу знать это дело, почти никому не известное, и нет ли во всем этом какой-нибудь
опасности? Так продолжалось с минуту; но вдруг лицо его быстро изменилось; прежнее насмешливое, пьяно-веселое выражение появилось снова
в его
глазах. Он захохотал.
Тем не менее сначала это была борьба чисто платоническая. Генерал один на один беседовал
в кабинете с воображаемым нигилистом, старался образумить его, доказывал
опасность сего, и хотя постоянно уклонялся от объяснения, что следует разуметь под словом сие,но по тем огонькам, которые бегали при этом
в его
глазах, ясно было видно, что дело идет совсем не о неведомом каком-то нигилизме, а о совершившихся новшествах, которые, собственно, и составляли неизбывную обиду, подлежавшую генеральскому отмщению.
Наконец Сергей выбился из сил. Сквозь дикий ужас им стала постепенно овладевать холодная, вялая тоска, тупое равнодушие ко всякой
опасности. Он сел под дерево, прижался к его стволу изнемогшим от усталости телом и зажмурил
глаза. Все ближе и ближе хрустел песок под грузными шагами врага. Арто тихо подвизгивал, уткнув морду
в колени Сергея.
Все оно словно раскрыто: раскрыты
глаза, алчные, светлые, дикие; губы, ноздри раскрыты тоже и дышат жадно; глядит она прямо,
в упор перед собою, и, кажется, всем, что она видит, землею, небом, солнцем и самым воздухом хочет завладеть эта душа, и об одном только она и жалеет:
опасностей мало — все бы их одолела!
У него было большое, грубое, красное лицо с мясистым носом и с тем добродушно-величавым, чуть-чуть презрительным выражением
в прищуренных
глазах, расположенных лучистыми, припухлыми полукругами, какое свойственно мужественным и простым людям, видавшим часто и близко перед своими
глазами опасность и смерть.
Негр Сам, чистильщик сапог
в Бродвее, мостовой сторож, подозревавший незнакомца
в каком-нибудь покушении на целость бруклинского моста, кондуктор вагона,
в котором Матвей прибыл вечером к Central park, другой кондуктор, который подвергал свою жизнь
опасности, оставаясь с
глазу на
глаз с дикарем
в электрическом вагоне,
в пустынных предместьях Бруклина, наконец, старая барыня, с буклями на висках, к которой таинственный дикарь огромного роста и ужасающего вида позвонился однажды с неизвестными, но, очевидно, недобрыми целями, когда она была одна
в своем доме…
Не один раз
глаза Фени наполнялись слезами, когда она смотрела на отца: ей было жаль его больше, чем себя, потому что она слишком исстрадалась, чтобы чувствовать во всем объеме
опасность,
в какой находилась.
Благодаря силе, сноровке молодцов, а также хорошему устройству посудинки им не предстояло большой
опасности; но все-таки не мешало держать ухо востро. Брызги воды и пены ослепляли их поминутно и часто мешали действовать веслами. Но, несмотря на темноту, несмотря на суровые порывы ветра, которые кидали челнок из стороны
в сторону, они не могли сбиться с пути. Костер служил им надежным маяком. Захар, сидевший на руле и управлявший посудиной, не отрывал
глаз от огня, который заметно уже приближался.
Глаза опять нечаянно открылись, и Егорушка увидел новую
опасность: за возом шли три громадных великана с длинными пиками. Молния блеснула на остриях их пик и очень явственно осветила их фигуры. То были люди громадных размеров, с закрытыми лицами, поникшими головами и с тяжелою поступью. Они казались печальными и унылыми, погруженными
в раздумье. Быть может, шли они за обозом не для того, чтобы причинить вред, но все-таки
в их близости было что-то ужасное.
А мы-то сидим
в провинции и думаем, что это просто невинные люди, которые увидят забор — поют: забор! забор! увидят реку — поют: река! река! Как бы не так — "забор"! Нет, это люди себе на уме; это люди, которые
в совершенстве усвоили суворовскую тактику."Заманивай! заманивай!" — кричат они друг другу, и все бегут, все бегут куда
глаза глядят, затылком к
опасности!
— Греби, греби… Загребывай, проходящий, поглубже, не спи! — говорит он лениво, а сам вяло тычет шестом с расстановкой и с прежним уныло-апатичным видом. По ходу парома мы чувствуем, что теперь его шест мало помогает нашим веслам. Критическая минута, когда Тюлин был на высоте своего признанного перевознического таланта, миновала, и искра
в глазах Тюлина угасла вместе с
опасностью.
То и другое требование — следствие ограниченности человека; природа и действительная жизнь выше этой ограниченности; произведения искусства, подчиняясь ей, становясь этим ниже действительности и даже очень часто подвергаясь
опасности впадать
в пошлость или
в слабость, приближаются к обыкновенным потребностям человека и через это выигрывают
в его
глазах.
Дарил также царь своей возлюбленной ливийские аметисты, похожие цветом на ранние фиалки, распускающиеся
в лесах у подножия Ливийских гор, — аметисты, обладавшие чудесной способностью обуздывать ветер, смягчать злобу, предохранять от опьянения и помогать при ловле диких зверей; персепольскую бирюзу, которая приносит счастье
в любви, прекращает ссору супругов, отводит царский гнев и благоприятствует при укрощении и продаже лошадей; и кошачий
глаз — оберегающий имущество, разум и здоровье своего владельца; и бледный, сине-зеленый, как морская вода у берега, вериллий — средство от бельма и проказы, добрый спутник странников; и разноцветный агат — носящий его не боится козней врагов и избегает
опасности быть раздавленным во время землетрясения; и нефрит, почечный камень, отстраняющий удары молнии; и яблочно-зеленый, мутно-прозрачный онихий — сторож хозяина от огня и сумасшествия; и яснис, заставляющий дрожать зверей; и черный ласточкин камень, дающий красноречие; и уважаемый беременными женщинами орлиный камень, который орлы кладут
в свои гнезда, когда приходит пора вылупляться их птенцам; и заберзат из Офира, сияющий, как маленькие солнца; и желто-золотистый хрисолит — друг торговцев и воров; и сардоникс, любимый царями и царицами; и малиновый лигирий: его находят, как известно,
в желудке рыси, зрение которой так остро, что она видит сквозь стены, — поэтому и носящие лигирий отличаются зоркостью
глаз, — кроме того, он останавливает кровотечение из носу и заживляет всякие раны, исключая ран, нанесенных камнем и железом.
У графа опять кровь бросилась
в голову, он обхватил ее за талию, целовал ее шею,
глаза… Анна Павловна поняла
опасность своего положения. Чувство стыда и самосохранения, овладевшее ею, заставило забыть главную мысль. Она сильно толкнула графа, но тот держал ее крепко.
Тогда его решили проучить строго; но Селиван тоже не был промах и научился новой хитрости: он начал «скидываться», то есть при малейшей
опасности, даже просто при всякой встрече, он стал изменять свой человеческий вид и у всех на
глазах обращаться
в различные одушевленные и неодушевленные предметы.
Я не могу вам описать, какое действие произвело это проявление великодушия на моего друга. Он стоял на льду, следя за полетом птицы, мелькавшей на фоне угрюмых гор, опушенных снегами, и, когда она самоотверженно шлепнулась
в нескольких шагах на воду, с очевидным намерением разделить общую
опасность, — у него на
глазах появились слезы… Затем он решительно заявил, что мы можем, если угодно, ехать дальше, а он останется здесь, пока не поймает обеих уток.
В глазах деловых людей их маленькие дела с каждым часом вырастали во что-то огромное, затенявшее всю жизнь, и вот этому — смыслу жизни — откуда-то грозила непонятная и явная
опасность.
О собаках уже и говорить нечего, а кошки представляли
в его
глазах двойную
опасность: во-первых, они царапаются, а потом они могут переесть сонному горло.
«Послушайте, я здесь
в последний раз.
Пренебрегла
опасность, наказанье,
Стыд, совесть — всё, чтоб только видеть вас,
Поцеловать вам руки на прощанье
И выманить слезу из ваших
глаз.
Не отвергайте бедную, — довольно
Уж я терплю, — но что же?.. Сердце вольно…
Иван Ильич проведал от людей
Завистливых… Всё Ванька ваш, злодей, —
Через него я гибну… Всё готово!
Молю!.. о, киньте мне хоть взгляд, хоть слово!
— Ну, Фролом. Так что? — ответил он, настораживаясь, и
в глазах его проступило что-то злое и чуткое, точно у зверя, сознающего
опасность…
В его
глазах это вовсе даже не было таким делом, чтобы ночью тревожить усталого обер-полицеймейстера, да и притом самое событие представлялось приставу довольно подозрительным, потому что инвалидный офицер был совсем сух, чего никак не могло быть, если он спасал утопленника с
опасностью для собственной жизни.
Больной было очень плохо; она жаловалась на тянущие боли
в груди и животе, лицо ее было бело, того трудно описуемого вида, который мало-мальски привычному
глазу с несомненностью говорит о быстро и неотвратимо приближающемся параличе сердца. Я предупредил мужа, что
опасность очень велика. Пробыв у больной три часа, я уехал, так как у меня был другой трудный больной, которого было необходимо посетить. При Стариковой я оставил опытную фельдшерицу.
Сердце тревожно забилось,
глаза жадно всматривались
в темноту. Неужели Гуль-Гуль! Неужели милая, отважная моя подружка, тщетно прождав меня
в башне и не дождавшись, почувствовала грозящую мне
опасность и спешит на выручку?
У меня с детства была такая особенность — смотреть
опасности прямо
в глаза.
Взглядывая на это раскрасневшееся, еще возбужденное лицо Ашанина, на эти еще блестевшие отвагой
глаза, адмирал словно бы понял все те мотивы, которые заставили Ашанина не видать
опасности, и не только не гневался, а, напротив,
в своей душе лихого моряка одобрил Ашанина.
«Лоцмана», оставившие своего владыку во время
опасности и
в смятении плававшие у корвета, теперь снова пустились к ней и исчезли из
глаз.
Что это происходит? Словно
в бредовом кошмаре, мы видим, как человек раздваивается на наших
глазах, мучительно распадается на два существа; существа эти схватываются, душат друг друга, и одно из них покупает у другого право на злодейство ценою почти неминуемой смертной
опасности.
Она не замечала
опасности и едва отделилась от берега, как сильная струя воды подхватила ее и понесла к сулою. Несчастное животное попало
в водоворот и на наших
глазах утонуло.
Милица, пораженная страшным зрелищем, открывшимся на площади y костела, не поняла даже
в первую минуту грозившей им
в лице приближавшегося кавалерийского взвода
опасности. То и дело
глаза её направлялись
в сторону полуразрушенного селения, приковываясь взглядом к страшной площадке.
Стало безмерно страшно. Захотелось убежать, спрятаться куда-нибудь. Он сел к столу и не спускал
глаз с черного четырехугольника двери.
В соседней комнате было тихо. За окном гудел сад, рамы стучали от ветра… Сергей, может быть, взял здесь нож. Все это бог весть чем может кончиться! Хорошо еще, что бром он принял: бром — сильное успокаивающее, через полчаса уж не будет никакой
опасности.
В ответ на мой отчаянный крик, он издал продолжительное ржание.
В минуту забыв все: и горных душманов, и
опасность быть открытой, и мой недавний обморок, происшедший от горного обвала, и адскую грозу, и все, что случилось со мной, я повисла на его тонкой, красивой шее, я целовала его морду, его умные карие
глаза, шепча
в каком-то упоении...
Вечером четырнадцатого февраля, узнав, что взвод, которым я командовал, за отсутствием офицера, назначен
в завтрашней колонне на рубку леса, и с вечера же получив и передав нужные приказания, я раньше обыкновенного отправился
в свою палатку и, не имея дурной привычки нагревать ее горячими углями, не раздеваясь лег на свою построенную на колышках постель, надвинул на
глаза папаху, закутался
в шубу и заснул тем особенным крепким и тяжелым сном, которым спится
в минуты тревоги и беспокойства перед
опасностью.
Он это сказал с
глазу на
глаз и директору вряд ли докладывал
в таком именно смысле.
Опасность росла с каждым днем. Стал он замечать, что и директор иначе с ним держится и совсем не те вопросы задает, как прежде.
Такова была мелькнувшая
в нашем госпитале «сестра-мальчик», у которой
глаза загорались хищным огнем, как только надвигалась
опасность.
Вечером привезли с позиции 15 раненых дагестанцев. Это были первые раненые, которых мы принимали.
В бурках и алых башлыках, они сидели и лежали с смотрящими исподлобья, горящими черными
глазами. И среди наполнявших приемную больных солдат, — серых, скучных и унылых, — ярким, тянущим к себе пятном выделялась эта кучка окровавленных людей, обвеянных воздухом боя и
опасности.
— Радость моя!.. Когда я подумаю, какой
опасности подвергаешься ты, доставляя мне эти минуты неизъяснимого блаженства, я упрекаю себя за эгоистическое пользование твоею добротою. Я нахожу, что недостоин твоей любви, которая для меня дороже жизни. Читая же
в твоих чудных
глазах ответное чувство, я мучаюсь, что заставляю тебя страдать и только… Ты должна считать меня бессердечным…
Федор Карлович не считал Колесина своим соперником. Эта «крашеная кукла», как он называл его вместе с другими, не могла представлять какой-либо
опасности, а тем более
в глазах ненавидящей его, — он знал это, — Маргариты Максимилиановны.
Старика общими усилиями прибывшего доктора и Кудрина с трудом привели
в чувство и с трудом же объяснили, что жизнь его сына вне
опасности и что даже, по счастливой случайности, веки правого
глаза лишь слегка опалены.
Окольным путем, тайком от
глаз и ушей пробиралась неугомонная дружина. Почти на каждом шагу их стерегла
опасность;
в виду их разъезжали московские воины, сторожившие вылазки новгородцев.